Тимонг Лайтбрингер - Ненависть, Неверие, Надежда [проза]
Он обернулся. На искромсанных высохших губах его появилась слабая улыбка.
- Петр, сынок мой, ты ли это? Они тоже поймали тебя, да? Прости меня, сынок …прости… я должен был предвидеть, что это произойдет.
- Учитель, но почему?! Почему все так произошло? Неужели все то, что нам говорили - все это ложь?!
Было видно, что Крис вновь улыбнулся своими неслушающимися губами.
- А вот теперь, сынок, ты и пробудился, - ответил он, - и в это же мгновение рев нахлынувшего ветра заглушил все прочие звуки.
Я видел, как четверо людей уволокли моего учителя куда-то за здание - я хотел было ринуться ему на помощь, но меня тут же схватили трое таких же людей в рясах.
- Не дергайся, браток, - улыбнулся один из них.
Когда через несколько секунд передо мной вновь появилось его преосвятейшество - я уже не был удивлен.
- А тебя, сын мой … тебя мы вынуждены будем отправить на … чистку, дабы твой разум вновь стал святым и никакой бес не закрался в него ! - и он улыбнулся. - Взять его ! За Патриарха !
Весь мой мир в одно мгновение рухнул. Все, чему я верил, все, на что я надеялся - все стало ничем. Все было напрасно. Когда мои … братья … схватили меня - я не сопротивлялся. Это было уже ни к чему.
“Да будет на все воля Божья”, - успел подумать я, прежде чем увесистая деревянная дубинка одного из белых братьев опустилась на мою голову…
Знак пути
Грязь. Слякоть. Сырость. Запах тления. Капающая с потолка вода.
Здесь всегда было так. Никто не собирался ремонтировать этот подвал, а жильцам дома это было не важно, совсем - неважно. Им были не важны и не нужны и они, не нужны - практически никому.
Только единицы помогали им, откликались на их просьбы…совсем-совсем простые – просьбы, совсем не сложные для этих обеспеченных жильцов. Подать немного денег - сколько смогут, сколько не жалко. Дать хоть небольшой кусок хлеба - ведь они умирали с голоду.
Практически никто не помогал. Помогали - единицы.
Почему? Почему? Почему?
А ведь сколько смелости им надо было набраться, чтобы обратиться хоть к кому-нибудь! Чтобы обратиться за помощью в том состоянии, в каком они теперь были, чтобы выдерживать порой взгляд, полный неприязни и презрения.
За что люди презирали их? За то, что, когда погиб их отец и мать тоже покинула их, задохнувшись в приступе какой-то свирепой болезни, за то, что когда это случилось, государство забрало себе квартиру у них - совсем-совсем маленьких, за то, что с тех пор они были вынуждены скитаться по дворам и подвалам, всеми правдами и неправдами добывая себе кусок хлеба? Очень-очень редко воровать, чаще всего - просто просить. Просить помочь, помочь хоть чем-нибудь - тем, чем не жалко. У них оставалось единственная возможность выживать - искренняя человеческая просьба, обращение к сердцам людей…
Но им помогали - единицы.
За что же они не только не помогали им, но и гнали их прочь? За их жизнь, за то, как они стали теми, кем они стали? Неужели за это? Но за что здесь можно презирать ?
Сегодня они снова собрались здесь, в душном и грязном подвале - лучшем, что им удалось найти за несколько месяцев. Собрались, чтобы обсудить итоги дня - поделиться друг с другом тем, что каждому из них удалось найти. Если, конечно, удалось.
Они не прятали от друг друга ничего, не прятали, ссылаясь на неблагоприятные обстоятельства - делились друг с другом, делились всем тем, что каждому из них удалось найти. Им, выдерживавшим такие лишения, не была ведома заносчивость и жадность, презрение и эгоизм, они помогали друг другу…
Они - два брата и сестра. Два шестнадцатилетних подростка и четырнадцатилетняя девочка.
Три года они уже жили так. Так, как удавалось, как они могли. Они выдержали эти три года такой жизни - сколько еще им предстоит выдержать? Месяц, год, десятилетие ?
Нет, об этом лучше и не думать, лучше не думать. Совсем.
Упрямый разум не давал покоя, даже теперь - не давал. Пытался найти пути спасения, высчитать возможности вылезти из этой темной и грязной зловонной дыры на свет Божий. Выйти в мир - хороший и чистый мир, а не эту его жалкую карикатуру.
Впрочем, выходит им придется познавать это состояние мира. Только - это. Но как же тогда все те великие дела и свершения, о которых так мечталось в детстве, что будет с ними?
Погибнут ? Или выживут ?
Должны выжить.
Они должны выжить, чтобы выжили и воплотились в жизнь их мечты - их светлые мечты должны выжить в их сердцах, чтобы выжили они, выжили - как люди.Значит, они выживут. Выживут - обязательно. А потом свои мечты они воплотят в жизнь.
Его размышления внезапно прервал тонкий и высокий голос - голос его сестры, только что прибежавшей с улицы. Прибежавшей в это жалкое подобие дома.
- Паша, Паша, смотри, что я сегодня нашла. Подойди скорее, ну подойди же !
Он взглянул. В руках у нее был яблочный пирог - большой яблочный пирог. Уже слегка засохший и испачканный, с большой откушенной частью. Изголодалась, бедняга…
- Ваня, Паша, держите. Берите все. Я уже поела, меня накормили. Замечательная добрая бабушка, одна на несколько лестничных пролетов. Одна такая. Она напоила меня теплым и сладким-сладким чаем с вареньем. Представляете ? Я никогда в жизни после смерти мамы и папы не пробовала такой вкуснятины! Она дала поесть пирогов, а когда я сказала, что у меня еще есть два брата, то она долго что-то искала и сокрушалась. А потом она сказала, что сейчас у нее практически нет ничего съестного для них, так как сама она не ходит, а еду ей покупают и приносят ее сыновья. Пирог, этот пирог - она сказала, что испекла его сама, и это все, что у нее есть сейчас для них. Она дала мне его для вас, а потом сказала, что если мне будет голодно и страшно, то я смогу снова зайти к ней - и она согреет и накормит меня. Вот так. Представляете, как это здорово!
Пока она, сбиваясь и коверкая слова, тараторила все это, он подошел и тихо сел рядом с ней. Посмотрел на нее - она дрожала. Тогда он обнял ее и прижал к себе. Пускай согреется, пускай успокоится. Она молодец, добыла хорошую еду. Даже им вдвоем не всегда удавалось такое. Молодец.
“Ты молодец”, - сказал он ей. Она улыбнулась. “Я старалась”,- услышал он.
Сейчас, сейчас они поедят и согреются. Организм послушно возьмет предлагаемую пищу и преобразует в тепло. На сегодня им должно хватить - а завтра им придется все повторять сначала.
И так каждый день… Месяц? Год? Десятилетие?
Без видимой возможности вырваться из этого круга. Она, безусловно, существует, - вот только он не может ее найти. Но он найдет, обязательно найдет. Ради них, ради его младшего брата, ради его сестренки - он найдет выход, обязательно найдет. Обязан найти.
Медленно капали капли с потолка. Медленно тянулось время. Он сидел и размышлял … вспоминал свою прошлую беззаботную жизнь. Как ему теперь не хватает ее ! Им всем не хватает ласки родителей, их тепла и заботы. Жизнь очень рано заставила их стать совсем-совсем взрослыми, выкинув из детства. Значит, это зачем-то было нужно. Зачем-то нужно…
Научить их не бояться лишений? Научить быть добрее и терпимее к людям, терпимее теперь, когда их самих мало кто терпел? Научить способности понимать боль и тяготу других, таких же, как они сами?
Возможно. Вполне возможно.
Но вот только он из всех жизненных уроков лучше всех, похоже, выучил урок сострадания и взаимопомощи - он не мог представить свою жизнь без помощи брату и сестренке. Он был обязан помочь им выбраться из этой дыры. Помочь им….
Вот сейчас, его милая сестренка, как-то забавно причмокнула во сне, и перевернулась на другой бок, так и не выпустив край его куртки из своих маленьких рук. Он развернулся и снова укрыл ее - пусть хоть во сне дурацкий холод не тревожит ее…
А рядом c ними, буквально в двух метрах, заснул его брат - заснул, свернувшись калачиком. Тоже замерз и оголодал. Они все замерзли и оголодали за последние дни… За последнюю тысячу дней.
А ведь у них даже не было возможности заработать хоть какие-то деньги - заработать своим, пускай еще детским, но совершенно самозабвенным трудом. Он стал бы таким, если бы ему удалось найти хоть какую-нибудь работу. Но - не удавалось.
Никто, никто, никто не брал их - тут же выгоняли прочь при первом же брошенном на него взгляде. “Люди, - порой так хотелось крикнуть ему вслед тем дававшим подзатыльники и тумаки мужчинам, брезгливо морщащимся разукрашенным девицам, что-то быстро начинавшим шептать этим мужчинам на ухо при первом его появлении перед ними, - люди! За что же вы гоните меня и не даете ни единой возможности вылезти из той жуткой дыры, в которой я оказался ? Ведь я же пытаюсь это сделать, пытаюсь изменить жизнь ! Я даже сейчас не прошу ничего у вас - только хочу получить возможность заработать хоть что-то, хоть на еду. За что вы презираете меня ? Ведь вы не знаете, совсем не знаете тех тягот и лишений, что мне и моему братику с сестренкой пришлось пережить ! Вы, знаете ли вы, что это такое - жить без крыши над головой, без дома…жить так, как живу я…жить, надеясь только на себя, свои руки и свою голову - жить, будучи готовым на каждый новый день прекратить эту жизнь, прекратить, просто погибнув от голода? Знаете ли вы, люди, что это за жизнь? Не хотите знать ? Я тоже не хотел - совсем-совсем не хотел - но пришлось. Пришлось. А теперь, теперь не могу ничего сделать… Почти совсем ничего…”
![Тимонг Лайтбрингер - Ненависть, Неверие, Надежда [проза]](/uploads/posts/books/130058/130058.jpg)
